Этап

Открылись двери и коротко брошенная фраза: «Через пятнадцать-двадцать минут будьте готовы к этапу!» Этап! Уже давно я ждала этого момента, так как, просидев в одиночной камере около двух лет, мечтала о перемене, ·все равно какой. Лишь бы перемена, лишь бы среди людей.
Мне принесли вещи, и через двадцать минут снова со словами «На этап!» открылись двери. Я вышла. Мне дали буханку хлеба и две ржавые селедки, от которых я, естественно, отказалась, но мне насильно их впихнули, сказав, что в течение ближайших суток я ничего больше не получу.
Посадили в маленький тюремный автобусик за решетку, отделявшую меня от водителя и охраны с двумя огромными овчарками. Начальник изолятора КГБ, в котором я находилась, пришел попрощаться со мной и пожелать всего хорошего. Мне было смешно наблюдать, как серьезно он играл свою роль. Я в шутку спросила: «Петр Петрович, неужели вы пришли мне сказать на прощанье, что вам было мило провести столько времени со мной и вы надеетесь в будущем на встречу? Я облегчу вам вашу миссию и уверяю вас, при всем к вам уважении, что встретиться нам с вами не суждено.» Он был немного ошарашен, но все же нашелся и бросил обычную фразу: «Гора с горой не сходится, ну а человек … И все же, Инна Петровна, желаю вам всего наилучшего, и увидите еще, что будете жалеть, что остаток срока проведете в другом месте.» Я рассмеялась. В то время я не могла знать, как он оказался прав! Я действительно неоднократно жалела.
Ну а сейчас возвращаюсь к этапу.
Итак, меня окружной дорогой повезли к вокзалу. Это было около полуночи. Несколько оцепленных вагонов стояли довольно далеко от вокзала. Мне приказали выйти с вещами и присоединиться к группе женщин из пяти-шести человек, которые также были с вещами и представляли собой жалкое зрелище. Я подошла к ним, поздоровалась. Не ответили. Так мы простояли более часа. Затем охрана приказала нам идти к вагону, но не оборачиваться. Мы медленно двинулись. Мое любопытство взяло верх и я оглянулась. И Боже! То, что я увидела, было выше моего воображения! За нами было человек тридцать мужчин, тоже зэки. Они шли, вернее, не шли, а ползли на коленях, таща за собой вещи под конвоем охраны с собаками с двух сторон.
Я была потрясена, и только крик охранника вернул меня в прежнее состояние.
Нас впихнули в вагон, позже я узнала, что эти вагоны называют «столыпинскими», вероятно, сохранились с того времени?! Для женщин было отдельное, последнее купе, узкое, по одну сторону три лежачих места. Позже, когда на следующих станциях к нам
стали подселять очередные партии зэков, то нас оказалось уже двенадцать в купе, рассчитанном на три человека. Да, простите, я сказала: ‘Трех человек». А ведь это были зэки, да еще и с вещами! Через весь вагон в длину шла железная решетка с такими же
дверьми. В вагоне в основном находились мужчины, после подсадок их было где-то более ста двадцати. Как только двинулись, начались знакомства, перекрикивания
с разными пошлыми «предложениями». Почти все мои товарки по несчастью вдруг ожили, начали строчить записки, завязывая новые знакомства, передавали друг другу сигареты, сладости, колбасу, свои фотографии и так далее. Я, в полном смысле, «обалдела»!
Эти отрешенные, безразличные, как мне казалось, существа вдруг, как по волшебству, ожили, глаза у многих заблестели — те, которых мне трудно было назвать
женщинами, действительно превратились в женщин. Боже! Как мало человеку надо! Потребность, что ты кому-то нужен, пусть даже на короткий миг, на минуту, на полчаса. Парадокс! Тут были и смех, и шутки, а пошлые анекдоты в их восприятии превращались
в самые утонченные остроты Сирано де Бержерака. В мгновение ока мой багаж был распотрошен, а личные вещи моего гардероба красовались на моих спутницах. Восторг, который был написан на их лицах, трудно описать! Такие вещи, вероятно, они видели
впервые в жизни (меня арестовали, когда я возвращалась из очередной поездки в Париж). Да, я забыла сказать, что в основном мои спутницы были мелкие воришки, алкоголички, две-три из них даже совершили убийства, естественно, тоже под влиянием алкоголя. Так в первые два часа я лишилась почти всех моих вещей и сигарет. Когда я попросила, чтобы мне оставили хотя бы пару белья, они со смехом ответили:
«Слушай, ты, интеллигентка, запомни раз и навсегда, что в ближайшее время тебе эти заграничные штучки не понадобятся.»
Я смирилась с этой потерей, утешая себя мыслью, что хотя бы физически станет легче.
Через пару часов я поняла весь «гуманный» акт по отношению к нам: селедка в дорогу, когда пить дают только три раза в сутки по расписанию! В туалет ты тоже идешь под охраной, которая чувствует себя здесь пан-Богом! Он тут главный и может с тобой делать все, что взбредет ему в его примитивную голову, например, может предложить себя в качестве «мужчины», при этом считая, что тем самым он тебя «осчастливит». Он использует твою беззащитность, он ведь здесь царь, пусть только одни-двое суток, но все же царь! В туалет ведет, специально притиснув тебя как можно ближе к решетке, чтобы дать возможность оголтелым, давно не видевшим женщин, зэкам облапать, ущипнуть или же бросить тебе в лицо какую-либо пошлость и так далее … Зато наш царь чувствует моральное удовлетворение от унижения твоего человеческого достоинства. Туалеты не закрываются. Охранник стоит тут же. Я не успела опомниться, как он уже встал передо мной, предложив себя. Пощечина! (Откуда только силы взялись?) Вырываюсь и под градом отвратительной пошлости, хохота и свиста бегу к
своей камере-купе. Озверевший охранник с силой вталкивает меня туда и, закрывая двери, шипит: «Увидишь, гадина, дорого тебе это обойдется!» Оказалось, что это была не пустая угроза. Мне она стоила трех дней Львовского карцера. Сопровождающая зэков охрана всегда с собой имеет документы на всех этапников — кто, за что и по какой статье осужден. Кроме того в их обязанности входит подача в конце каждого этапа краткого отчета о том, кто и как себя вел во время поездки. Так вот что было написано обо мне: » … такая-то и такая … во время поездки бунтовала, всех при этом оскорбляла, нас, сопровождающих, нецензурными словами.» О бедное, ограниченное существо!
Он знал, как можно досадить, причинить боль, но, к сожалению, не знал, что такое «цензурные» слова. Нецензурные! Смешно? Но зато дорого обходится! Вот так!
Первый этап кончился для меня Львовской тюрьмой, а вернее, трехдневным карцером, но вначале ожидало чудовищное унижение — по приезду каждый подвергается обязательному личному досмотру. Тебя заставляют перед так называемой комиссией (в которой не только женщины) раздеться донага, и вот в таком
виде «в чем мать родила» нужно отвечать на их «умные» вопросы. А перед ними лежат твои документы, да еще и эта злополучная характеристика поездного «дебила». Одна из членов комиссии не выдержала и гневно сказала: «Такой … я бы не пять лет, а самое меньшее десять дала! (такая бы дала, не сомневаюсь). Красивой жизни ей, видите ль, захотелось. Мы тебе покажем красивую жизнь!»
«Захотелось красивой жизни?!»
А неужели есть люди, которые ее не хотят? А может вы, сидящие тут напротив меня, ее не хотите? Или для вас красивая жизнь это удовлетворение от унижения временно бесправных? И еще, вероятно, вы под «красивой жизнью» подразумеваете как можно больше денег, на которые можно купить хрусталь, ковры, шубки, предел — машина и дача, но и, естественно, чтобы в доме всегда был алкоголь и, желательно, в неограниченном количестве. Не знаю, может быть, я и ошибаюсь, но мне так кажется». А для меня красивая жизнь — это прежде всего – н е з а в и с и м о с т ь! С в о б од а! Красивая жизнь – это когда твоя работа не только средство существования, но и потребность созидания, когда у тебя есть настоящие друзья-единомышленники, когда ты после работы можешь позволить себе спокойно прочитать ту или иную книгу (даже запрещенную). Красивая жизнь — это когда ты имеешь хорошую библиотеку, инструмент, в свободное время, не спрашивая ни у каких органов разрешения, можешь поехать в ту или иную страну, можешь встречаться с друзьями в других странах. Можешь дать своим детям такое воспитание и образование, которое устраивает твое эстетическое мировоззрение.
Но все это я высказала позже, через год, когда мне снова задали вопрос: «Ну что ж, пропало ли у вас желание красиво жить?» Какая нелепость! Как будто желание красиво жить можно уничтожить?!
Это выступление мне снова дорого обошлось — мой путь к свободе удлинился: еще на год. Меня лишили льгот, положенных при моей статье.
Зато теперь я имею все необходимое — свободу, независимость, а главное, могу делать то, что мне хочется. Имею прекрасную библиотеку и, когда на меня находит вдохновение, сажусь за пианино и сочиняю, или за машинку и пишу какой-нибудь рассказ, или сажусь за руль и еду в гости и так далее. Да, я имею сегодня все необходимое, но самое главное: я имею настоящих друзей – друзей — е д и н о м ы ш л е н н и к о в!

А многие ли из вас могут этим похвалиться???

Инна Корогид