Круглая дата. Пятьдесят лет. Как страшно звучит! Пятьдесят лет! Полжизни! Это так принято говорить, а вообще … вся жизнь.

Уже девять, а вставать не хочется. А ведь нужно было бы, с подружками договорилась на двенадцать в кафе. Надо отпраздновать — юбилейная дата. Хорошие или плохие годы, но все же прожиты.

Да, время бежит с неудержимой быстротой. Не успела и оглянуться, как жизнь прошла …, прошла … А сердце сжимает … Надо бы принять валидол, а может, сегодня не надо … все же такой день.

Вспомнила свои двадцать лет … Да, это было другое время. Замечательное, полное надежд.

Семья у нас была большая. Отец работал на шахте в Катовице. Мама не работала, все же шестеро детей, и так еле успевала приготовить постирать, привести дом в порядок и так далее. позавидуешь та кой жизни. Сколько помню маму, то все только в работе, только в 3аботах о детях, чтобы были одеты, сыты и, главное, здоровы. И еще мечта была у мамы -чтобы дети получили образование, надёжную специальность. Хорошая у нас была семья — дружная, добрая, трудолюбивая. Все мы получили хорошие специальности. Старший брат стал врачом, считается одним из лучших хирургов в целом воеводстве, попасть к нему на операцию — это счастье. Я тоже хотела быть похожей на него, стать врачом … но, к сожалению, окончила только медицинское училище. Помешало замужество и, конечно, дети. Куда там продолжать учебу! Главное — свести концы с концами. Вышла замуж по любви. Богдан мне нравился. высокий, остроумный. В обществе всегда учился в Гливицком политехническом институте.

Встречались недолго — два месяца. Когда предложил мне выйти за него — была счастлива, может, и я тогда продолжу учебу. Надежды!!! А жизнь делает свое, от нас не зависящее… Не могу понять, когда я недоглядела, но Богдан, мой любимый Богданчик, все чаще и чаще стал исчезать из дома, нет не к другим девушкам, а к приятелям.  Возвращался домой поздно и всегда выпивши. Просила, умоляла, чтобы перестал, но все напрасно, даже рождение детей не остановило. Бросил институт на последнем курсе. Устраивался то на одну, то на другую работу. Но долго не задерживался: кто потерпит даже хорошего работника, который приходит часто в «подпитом состоянии»? Лучше уж не говорить.

Одним словом, ни мом уговоры, ни уговоры родителей не помогли. Пил. И с каждым годом все больше. Почти нигде не работал. Дети – оба мальчики – росли. Я работала в больнице. Сначала медсестрой, потом старшей. Со мной считались, меня уважали. Даже доктора часто спрашивали моего совета. Любила свою профессию.

И вот сегодня, когда вся жизнь как бы пробегает у меня перед глазами, я думаю, что эта единственная любовь, любовь к своей профессии, осталась у меня. Я ей не изменила.

Сыновья, несмотря на мою преданность, заботу и любовь к ним, росли эгоистами, лишенными доброты и чуткости. Видимо, унаследовали эти черты от мужа. За тридцать лет постоянного пьянства муж, которого трудно назвать мужем, опустился полностью.

Вот и сейчас спит в соседней комнате, и, вероятно, будет спать до двенадцати: вернулся поздно, слышала, как всегда, пьяный. Сколько раз просила дать развод. Напрасно. Кричал, если я уйду- найдет и убьет. Честно говоря, боялась. Не раз было так, что только счастье меня и спасало от смерти. В пьяном состоянии он почти всегда становился агрессивным и любое слово

поперек могло стоить жизни. Он бросался на меня, не думая, что у него в руках, — бутылка, нож или молоток. Как часто мне было стыдно появляться на работе в таком виде, что ни темные очки, ни пудра, ни длинный рукав платья не помогали.

Сколько раз мои верные подружки Ядя и Гражина просили, чтобы я все бросила и ушла от него. Зачем так мучиться. «Можешь жить у меня хоть всю жизнь», — говорила Гражина, которая так и не вышла замуж, а имела очаровательную трехкомнатную квартиру.

А я: «Нет». Почему? Что удерживало меня в этом человеке? Конечно, не любовь … и даже не ненависть … Жалость. Да, жалость! Как это можно объяснить моим друзьям?! Как объяснить, что это чувство может быть сильнее любви, которую я давно уже перестала испытывать по отношению к нему?! Да, это чувство жалости оказалось у меня сильнее любви и ненависти.

Жалость, которая привела меня в состояние беспомощности, жалость, которую я не могу отбросить, как бедный Богдан бутылку. И вот эту мою слабость он чувствует своей интуицией, может, где-то принимает ее за мою любовь, поэтому так уверен во мне.

Хватит воспоминаний. Пора к моим «девочкам».

Вчера позволила себе раскошелиться на собственный подарок себе. Купила светлое, почти белое демисезонное пальто из легкой, тонкой шерсти. Осуществила свою давнюю мечту.

Надо вставать. Привести себя в порядок. Ах, забыла, договорилась на десять тридцать сделать прическу. Назло всем буду сегодня красивой. В пятьдесят лет тоже можно быть красивой … Пусть даже не для мужа, любимого, даже не для детей, — просто красивой для себя, для моих «девочек».

Вскочила. Приняла душ. Выпила чашку кофе. По привычке оставила приготовленный Богдану завтрак и даже написала ему пару слов: «Поздравляю тебя с моим днем рождения. Всего хорошего. Моника».

Надела свой любимый серый костюмчик, хотя и далеко не новый, светлые, на каблучке туфельки и, наконец, свою обновку — пальто. Немного подкрасилась.

Посмотрела в зеркало. Не так уж и плохо. Стройная, лицо узкое, черты хорошие, почти идеально правильные. Глаза. Я всегда знала, что это мой «конек» — большие, миндалевидной формы, темно-зеленые. Некоторые мужчины, которым я нравилась, говорили о них: «Таинственные глаза, которые околдовывают». «Околдовывают! …» — рассмеялась этому фрагменту своих воспоминаний. Снова взглянула в зеркало. А ведь мне идет смех … Да, надо чаще смеяться, так моложе выглядишь. Еще раз улыбнулась сама себе в зеркале, схватила зонтик и вышла из дома.

Знакомая парикмахерша удивленно подняла на меня глаза. «Моника, что с тобой? Какая ты сегодня красивая. Тебе и прически не надо. Признавайся, влюбилась?» Я рассмеялась. «Вот видишь. угадала». Я опять рассмеялась и тихо сказала: «Давай, быстро накрути: меня, так как меня ждут в двенадцать часов … и не ухмыляйся так, Гражина и Ядя ждут. И спасибо тебе, Беата, за комплимент, это лучший подарок в день моего «печального» юбилея».

В течение сорока минут я была готова. Беата не взяла денег, сказала, что это ее подарок для меня в этот день, и добавила: «А знаешь, я только сегодня увидела, ты действительно очень хороша, и не принимай близко к сердцу свои «двадцать пяты». Чтобы все так выглядели». Поцеловались. Я вышла. Как мало человеку нужно. Одно ласковое слово, самый незначительный комплимент — и ты уже счастлив, уже забыл о своих неприятностях, перестал себя жалеть.

Настроение стало прекрасным. Вот только этот дождь. А я во всем светлом. Но тут, на счастье, недалеко за углом, наше любимое кафе. Двенадцать часов, а народу на улицах масса, такое впечатление, что никто не работает. Что бы такое оригинальное заказать? Шампанское — это ясно. И маковый торт, а может ореховый? Оба торта – фирменные в этом кафе, даже не знаю, что лучше – спрошу девочек, что они желают.

О… Боже! Что это???

С ужасом смотрю на себя. Мое белое пальто, туфли и я вся с ног до головы облита серо-черной грязью. Тут же близко от тротуара, остановился черный шикарный «Мерседес». Водитель, мужчина лет пятидесяти пяти, выскочил из машины и на плохом польском языке начал извиняться, что он не хотел, что он очень сожалеет, он просто не заметил этой ужасной лужи. Естественно, он берет весь ущерб на себя, заплатит и так далее … Но сейчас он страшно спешит, и нельзя ли это отложить, например, на сегодняшний вечер …

Я стояла как громом пораженная. Мой вид … мое пальто … моя прическа … мои «девочки» … и мой день рождения … Слезы набежали на глаза. Я ничего не могла сказать, только шептала: «0 Боже, Боже! Что делать? Что делать?»

Мужчина еще что-то растерянно говорил, потом, неожиданно увидев, вероятно, мой взгляд, направленный на двери кафе, сказал: «Знаете, уговор: сегодня в семь вечера я буду ждать вас в этом кафе. Я точно буду, и тогда урегулируем мою оплошность. Хорошо?» И, не дождавшись ответа, быстро сел в машину и уехал.

Не буду описывать, какое впечатление я произвела своим видом на моих «девочек». На счастье их чувство юмора не позволило мне долго отчаиваться. Привела себя, как только могла, в «божеский вид». Естественно, заказала шампанское и … оба торта — маковый и ореховый, — настолько трудно было решиться на один из них. Я рассказала им о своем «несчастье» и мужчине из «Мерседеса». Естественно, я даже и не собиралась идти к семи в кафе, да и он, вероятно, уже забыл об этой истории. Но Ядя и настояли на том, чтобы я обязательно пошла в кафе. Знали мою трудную материальную ситуацию (Богдан все пропивал) и: «Если этот мужчина тебе возместит твои непредвиденные расходы — уже хорошо, все же не потеря». Я, честно говоря, не очень верила в такой исход.

К семи часам пришла. Когда вошла в кафе, мужчина из «Мерседеса» уже был там. Увидев меня, быстро встал из-за стола и пошел мне навстречу: Добрый вечер. Еще раз прошу меня простить. Боялся, что вы можете не прийти. Столько ужаса, столько какой-то безнадежности я видел в вашем лице, когда я так неожиданно обрызгал вас, что теперь я очень рад, что вы пришли. Если вы имеете немного свободного времени, то я буду рад с вами немного посидеть и поговорить». Сели за столик. Я сказала, что мне немного стыдно за свою рассеянность… Ведь в жизни всякое бывает!.. И вдруг, неожиданно для себя, начала рассказывать этому незнакомому мне человеку о себе, о сегодняшнем дне, о том, как я только вчера купила себе это новое пальто… О том, как сегодня утром я была счастлива, как я ждала встречи со своими друзьями… Я говорила и говорила… Какой-то неудержимый поток слов выливался из меня. Тут были и смех, и слезы… Я рассказала этому пожилому незнакомому человеку о своей нескладной жизни, о своем муже — пьянице, о детях, которым я уже не нужна, о своем одиночестве и так далее…

Замолчала … И вдруг увидела, что этот мужчина, имени которого я даже не запомнила, смотрел на меня с таким вниманием, с какой-то болью и вместе с тем теплотой и добротой.

«Простите, я забыл, как вас зовут». — «Моника». — «Так вот, Моника, я делаю вам одно предложение: приезжайте ко мне в Америку. Здесь вы не нужны. Здесь вас не должно ничто удерживать. В Америке, под Чикаго, в небольшом городке у меня есть небольшая фабрика, которая позволяет мне и моей жене довольно прилично жить. С семи лет, когда мои родители приехали туда из Польши, из Катовице, в поисках работы, я живу там. Дома родители говорили по-польски, поэтому и я не забыл свой родной язык. Жена у меня тоже из польской эмиграции. Это замечательная женщина. к сожалению. последнее время часто болеет. И если вы решитесь принять мое предложение и приедете, то, я уверен, вы быстро найдете общий язык и подружитесь. Вы могли бы немного помогать жене по хозяйству. Это будет нетрудно, так как три раза в неделю к нам приходит женщина, которая наводит порядок в доме и делает основные закупки. А если желаете, то можете работать у меня на фабрике, работа не сложная, хотя немного однообразная. Подумайте над моим предложением. А если вам у нас не понравится, то в любой момент вы можете вернуться сюда. Посоветуйтесь с друзьями. Я пробуду здесь около недели, дайте мне ваш телефон. Я позвоню, а вы подумайте».

Все это было неожиданно для меня. Я сказала: «Хорошо, подумаю». При прощании он протянул мне конверт с двумястами долларами, сказал, что если эта сумма мала, то … Я сказала, что не могу взять столько денег, так как это в несколько раз превышает сумму, которую я истратила на пальто. На что он улыбнулся, сказав: «Вы забываете о моральном ущербе. Это стоит гораздо дороже». Я рассмеялась. Георг, так звали моего нового знакомого, неожиданно сказал: «А вы знаете, вам очень идет смех … Вы словно преображаетесь». Я улыбнулась. «Да, действительно, как вам идет улыбаться. И вы это хорошо знаете, не так ли … Вы действительно очень красивая женщина… Жаль, что так глупо получилось с этой лужей», — тихо произнес он.

«Нет худа без добра». — «Что вы сказали?» — «Нет, ничего, — ответила я.- Просто это русская пословица, которую часто повторяла мне одна моя русская приятельница, когда ей было тяжело». — «Ах так!» Попрощались.

Два дня не выходило у меня из головы его предложение. Что-то подкупающее было в этом человеке. Верила ему, что он может и хочет искренне мне помочь … Захотелось поехать, захотелось все бросить, как говорят, «к чертовой бабушке». Захотелось начать новую жизнь. В пятьдесят лет. Новую жизнь?! А почему бы и нет? Разве я чувствую себя старой? Нет. Слабой? Нет. Так в чем же дело? Спросила совета. Ядя не знала, что мне посоветовать, боялась за меня – чужая страна, незнание языка … Гражина, не задумываясь: «Езжай. Это такое счастье! Езжай. И не раздумывай».

«И не раздумывай» … Легко сказать. Звонок. «да, я у телефона. Что решила? Не знаю. Боюсь. Как, завтра вы уезжаете? Хорошо. Я согласна. Еду. А как виза? … Вы сделаете? Паспорт? Мой? Да, дома. Когда? Сейчас? Хорошо, через час в кафе». Повесила трубку.

Что это со мной? Всю жизнь я чего-то боялась. Боялась скандалов, боялась мужа, боялась принимать конкретные решения, боялась сделать ошибку … А тут … Перечеркиваю всю свою жизнь, бросаю работу, друзей … Богдана, детей … и еду. Еду в неизвестное. Еду в чужую страну … Еду не молодой … И вдруг почувствовала, что исчез груз моей пятидесятилетней жизни. Мне стало легко, радостно … Забыла о своих годах, почувствовала себя молодой. Через час была в кафе. Отдала паспорт. Договорились встретиться в Варшаве, в аэропорту, за два часа до отлета, до отлета в Америку! Два дня пролетели мгновенно. Уволилась с работы. Сказала Богдану, что еду на работу в Америку.

У строил скандал, сказал, что отпустит меня только при условии, если ежемесячно буду присылать ему триста долларов. Согласилась, лишь бы вырваться. С подружками немного поплакали, все же столько лет вместе, впервые расстаемся на такое длительное время. Провожали. Даже Богдан в тот день не пил. Приехал в аэропорт. Детям позвонила- не смогли, у каждого важная причина.

С Георгом встретились за два часа до отлета самолета. Встретил, как самую сердечную знакомую, протянул билет и паспорт, сказал, что очень рад, что я еду. Его жена уже знает и ждет нас с нетерпением.

Двенадцать часов полета пролетели для меня как одно мгновение. Разные мысли вихрем проносились в моей голове. Тут были и страх, и любопытство, неизвестность, и радость.

Прошло пять лет. Я счастлива. Первый год работала на полставки на фабрике. Несколько часов помогала по хозяйству жене Георга — Хелене. Это была необыкновенно добрая, милая женщина. Я вспоминаю ее только с чувством любви и уважения. К сожалению, она была смертельно больна. Эта еще молодая женщина последние три месяца буквально таяла на глазах. Георг знал, что она обречена, ужасно переживал, старался сделать все, чтобы облегчить ее страдания. Любил ее и страдал. Первые два месяца после похорон был словно неживой. Я бросила фабрику, занималась только домом, вернее, заботилась о Георге, боялась, что он может не выдержать этого горя.

Через год после смерти жены он предложил мне замужество. Написала Богдану, чтобы дал развод, так как выхожу замуж. Поставил условия: сыновья должны получить по машине, а он должен получать от меня «Пожизненную» пенсию в размере шестисот долларов. Сказала Георгу. Согласился. Выполнили условия. Получила развод. Вышла за Георга. Мы счастливы. И даже очень.

Мои подружки уже побывали у меня в гостях. Их жизнь почти не изменилась. Но зато я видела в их глазах столько искренней радости, что я наконец нашла свое счастье. А Гражинка не без юмора неожиданно спросила: «А ты. случайно, не жалеешь, что купила тогда, пять лет тому назад, это злополучное пальто? …»

Инна Корогид